Стихотворение С.Михалкова «Детский ботинок»

Если вы не знаете стихов Сергея Михалкова, значит, вы родились и выросли не в этой стране.
Едва научившись говорить, каждый российский ребенок неуклюже и с запинками ведает окружающим историю о дяде Степе, которым гордится вся столичная милиция, о Фоме, сомневающемся во всем, и о веселой разношерстной компании, отправляющейся в далекие края. С этими стихами мы сталкиваемся неоднократно. Первый раз, когда с восторгом слышим их из уст мам и пап, а потом — когда уже сами читаем их своим детям.
Тоненькой, едва заметной ниточкой проходят эти строки сквозь нашу жизнь, крепко связывая поколения и оставляя в душе светлый след памяти о детстве.

Стихотворение С.Михалкова «Детский ботинок» посвящено тем, чьё детство опалено Великой Отечественной войной
https://www.youtube.com/embed/qP_0tcfY9ZU
Сергей Михалков
В действующей армии написаны стихи:
«Десятилетний человек», «Ты победишь!», «Детский ботинок»…
Дети и война — вот какая тема особенно волновала Михалкова в те годы.
Обычно ироничный и бодрый, в этих стихах наш поэт испытывает сильнейшее, рвущее сердце чувство.

Вот его

«Детский ботинок»

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый».
«Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой...»

Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
«Три тысячи двести девятый»?

Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги

В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...

Час расплаты пришел!
Палачей и убийц — на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик —
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.

Десятилетний человек

Крест-накрест белые полоски
На окнах съёжившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.

И пес на теплом пепелище,
До глаз испачканный в золе.
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе.

Накинув драный зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу, прямо на восток.

Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел,

В нетопленой, разбитой бане,
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!

Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза,
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.

Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.

Он знал, что где-то недалече,
Быть может, вон за той горой,
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.

И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет все, на что глядели
Его недетские глаза.

ТЫ ПОБЕДИШЬ!

Когда тебе станет тяжко
В упорном и долгом бою,
Возьми себя в руки, товарищ,
И вспомни свою семью.

Отца своего седого
И мать, если мать жива,
Ты вспомни ее простые
Напутственные слова.

Она твои письма прячет
И, пусть со слезами, пусть,
Тобою гордясь, соседям
Читает их наизусть.

Ты вспомни еще, товарищ,
Жену, если есть жена,
Как ждет она, не дождется,
Как любит тебя она.

Как в доме твоем семейном
Заметна ее рука,
Как люди ее называют
Женою фронтовика.

Ты вспомни, товарищ, сына
И дочь, если дети есть,
Портрет твой в военной форме —
Их гордость, их детская честь.

Они тебе пишут письма
И видят тебя во сне,
Они говорят сегодня:
— У нас отец на войне!

Но если, товарищ, ты холост
И нет у тебя семьи
И умерли самые близкие
Родственники твои,

То есть у тебя, я знаю
(Не могут не быть у бойца!),
Преданные товарищи,
Испытанные сердца.

Может, сидевшие в школе
С тобой на одной скамье,
Может быть, росшие вместе
С тобою в одной семье, —

Те, которым ты дорог,
Которые рады знать,
Что жив ты и что воюешь,
Не думая умирать.

Ты вспомни о них, товарищ,
В тяжелый и трудный час,
Когда ты на поле боя,
Как будто в последний раз.

Они в твои силы верят
И в храбрость твою и в честь,
И в то, что ты твердо знаешь
Горячее слово «месть»!

И если ты это вспомнишь,
То силы к тебе придут,
И глаз твой станет вернее,
И штык твой станет острее
За несколько этих минут.

И немец, бравший Варшаву,
Входивший маршем в Париж,
Погибнет в твоей России,
А ты в боях победишь!

Северо-Западный фронт. 1943 год

Мать солдатская

Три мальчика. Один еще грудной.
— Как звать сынка-то? — Как отца, Анисим.
Сам на войне, да нет полгода писем...
— Ну, забирай узлы, пойдем со мной!
И беженка за чаем рассказала:
— Стояли эшелоны у вокзала,
Как налетели фрицы — девять штук!
Здесь — наш состав, — пришли из Сталинграда,
А там — второй — на фронт везет снаряды.
И эта сила стала рваться вдруг.
Три малыша. Как тут поспеть за всеми?
Светло как днем, а "ведь ночное время!
Бежит народ. Кто отбежал, кто лег.
Визжат осколки — встать кому охота?!
Век не забуду этого налета.
Спасибо, командир один помог.
Схватил ребят, а я за ним с узлами
И с маленьким. Упали за домами. «Ну, — говорит, -теперь не разбомбят!
— А сам смеется: — Это ли бомбежки!»
Да из кармана вынул две лепешки И накормил под бомбами ребят.
Вот человек! — И беженка вздохнула.
Мать краник самовара отвернула —
Ударила горячая струя,
Заваривая слабенький цикорий.
А мать подумала: «То, видно, был Григорий.
Ведь он Герой... А может быть, Илья...»
И стали жить. И снова, как бывало,
Она пеленки детские стирала,
Опять повисла люлька на крюке...
Все это прожито, все в этой хате было,
Вот так она ребят своих растила,
Тоскуя о солдате мужике.

* * *
В большой России, в маленьком селенье,
За сотни верст от фронта, в отдаленье,
Но ближе многих, может быть, к войне,
Седая мать по-своему воюет,
И по ночам о сыновьях тоскует
И молится за них наедине.
А сыновья, воспитанные ею,
Ни сил своих, ни жизни не жалея —
Граната ли, кувалда ли в руках,
— Работают, тревог не замечают.
Атакой на атаку отвечают На суше, на воде и в облаках.
Когда Москва вещает нам:
«Вниманье! В последний час...» — и, затаив дыханье,
Мы слушаем про славные бои И про героев грозного сраженья,
— Тебя мы вспоминаем с уваженьем,
Седая мать. То — сыновья твои!
Они идут дорогой наступленья
В измученные немцами селенья,
Они освобождают города
И на руки детишек поднимают,
Как сыновей, их бабы отнимают,
Ты можешь, мать, сынами быть горда!
И если иногда ты заскучаешь,
Что писем вот опять не получаешь,
И загрустишь, и дни начнешь считать,
Душой болеть — опять Илья не пишет,
Молчит Володя, нет вестей от Гриши,
Ты не грусти. Они напишут, мать!
1942

ТРИ ТОВАРИЩА

Жили три друга-товарища
В маленьком городе Эн.
Были три друга-товарища
Взяты фашистами в плен.

Стали допрашивать первого.
Долго пытали его —
Умер товарищ замученный
И не сказал ничего.

Стали второго допрашивать,
Пыток не вынес второй —
Умер, ни слова не вымолвив,
Как настоящий герой.

Третий товарищ не вытерпел,
Третий — язык развязал:
'Не о чем нам разговаривать!'-
Он перед смертью сказал.

Их закопали за городом,
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе Эн.

СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ —отменённый и восстановленный

Другие записи по произведениям С. Михалкова

Print Friendly, PDF & Email
(Visited 42 807 times, 1 visits today)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.